вертерная страдалица (ц) Пчелогрыз
На сообщество наруто-кинков на первый круг.
Заявка: Морино Ибики/Баки, не ангст, использование психотропных препаратов, упоминание побочных пэйрингов приветствуется.
Нейтральная территория (рабочее: Следы времени). Ибики/Баки, R-NC-17.
Предупреждения: употребление наркотиков, безобидные глюки, абсурдная болтовня, недоюмор, PWP.
Всё в комментах, ибо тест.
Заявка: Морино Ибики/Баки, не ангст, использование психотропных препаратов, упоминание побочных пэйрингов приветствуется.
Нейтральная территория (рабочее: Следы времени). Ибики/Баки, R-NC-17.
Предупреждения: употребление наркотиков, безобидные глюки, абсурдная болтовня, недоюмор, PWP.
Всё в комментах, ибо тест.
Предупреждения: употребление наркотиков, безобидные глюки, абсурдная болтовня, недоюмор, PWP.
Хозяин неприметной забегаловки страны Реки (он же - бармен, повар, официант, портье, уборщик и весь обслуживающий персонал в одном лице) торчит за стойкой, уныло протирая посуду, пожалуй, уже в пятый раз. Посетителей, кроме двоих нет и не будет еще пару суток, заведение открыто только для них. За окном - стена холодной влаги, и сырость пробирает теплолюбивого песчанника до костей.
- Стоило уходить из Суны в сезон дождей, чтобы попасть под очередной ливень, - ворчит Баки в кружку с горячим чаем и косится на своего собеседника. Тот отвечает кривой ухмылкой и шевелит пальцами, затянутыми в форменную перчатку. Через минуту рядом с ним мтериализуется хозяин с подносом в руках, на нем - горячее горькое саке.
- Оставь, - говорит Ибики.
Бармен дребезжит подносом, но не уходит, мнется возле стола, Ибики морщится и роняет:
- На сегодня всё, можешь идти.
- Как скажете, Нэмури-сан. Ключи там же, где обычно, - он беззубо улыбается, и шрамы от уголков губ к скулам сминаются и багровеют, а потом уходит домой к своим кошмарам. Баки даже не моргает, услышав имя-прозвище Ибики, и размышляет о силе и скорости привычек, но удержаться не может:
- Ты пытался порвать ему рот?
Ибики усмехается и молчит, но это первый вопрос, сигнал к тому, что игра началась. Игра, которая мало чем отличается от детской "Правда или вызов", в нее они играют уже много лет, но им не надоедает. Потому что ставки - недетские. Особа, приближенная к каге Суны, и Глава отдела допросов Конохи. У них есть о чем рассказать, есть информация, и просто так они ею, как правило, не делятся. И теперь оба стараются использовать возможность получить многое, взамен рассчитавшись мелочью.
На следующий год первый вопрос задаст Ибики. А сейчас он неторопливо разливает саке в невзрачные чашки, осторожно трогает неуклюжим пальцем трещину на краю одной из них, раздвоенную, как змеиный язык. Им обоим нравятся вещи, на которых можно оставить следы.
Затем извлекает из внутреннего кармана мешочек и бросает на стол. Баки думает о том, что мешочек прежний, как Ибики, нащупывает на ткани пару нитяных бугров – штопка-шрамы ткани и веселится от удачного сравнения. Баки находит эти отпечатки времени красивыми, но говорит:
- Ты его хоть стираешь?
- Как же иначе, круглыми сутками напролет. Стираю и думаю о тебе.
Баки фыркает от их общих попыток выстроить разговор. Слова - мокрые от дождя булыжники, такие же тяжелые, неповоротливые и неуклюжие. За время, проведенное врозь, они опять разучились разговаривать на обыденные темы, "трепаться", как называет такие беседы сам Баки. А может, никогда и не умели.
Их игра - треп ни о чем, который в любую минуту может превратиться в обмен информацией. Перемирие между селениями не уменьшает остроты, и опасность случайного предательства возбуждает. Это прелюдия для опытных адреналиновых маньяков. Брачные игры потрепанных всеми морями кашалотов.
Баки смолит запрещенную во времена его юности "Пыль" - табак со специфическими добавками и думает, что не прочь провести остаток жизни в теплом помещении за саке наедине с коноховцем. Он закрывает глаза и даже может вообразить, что они оба еще молоды. Но сегодня никак не получается абстрагироваться, будто прошедшие в Суне дни спрятались в карманах форменного жилета, а теперь, почуяв свободу, выбрались и карабкаются на плечи, заставляя Баки пригнуться, упереться локтями в стол. Кстати, о Суне.
Баки выдыхает сизый дым, и он прозрачными кольцами медленно ползет к потолку:
- Открой тайну А-категории: как долго ваш будущий Каге моему нынешнему голову морочить будет?
- А что такое? - удивляется Ибики, замирает, не донеся чашку с саке до рта.
- Гаара извелся, Зверя в нем нет, а спать все равно не может. Всех медиков затиранил, всех почтовых голубей загонял, а толкового ответа до сих пор не получил. Может, ты поспособствуешь? - в трубке тлеет табак, вспыхивает, как угли костра, и Баки рад, что давно уже разучился краснеть. - Пусть с твоей подачи разрешат выполнить Наруто какое-нибудь задание на территории Суны.
- Какое, например? - Ибики с откровенным любопытством рассматривает Баки.
- Да хоть дипломатическую миссию. Вместо голубя. Птичек до слез жалко.
- Очень смешно. Забавная идея, - одобряет Ибики, посмеиваясь над "сватом". - Но у меня встречное предложение: пускай ваш Годайме к нам приезжает. С официальным визитом.
После открытой помощи в конфликте с Акацки Коноха, разумеется, могла рассчитывать на послабления в мирных договорах, в том числе и торговых, но Суна не собиралась подставлять нежное брюшко и дать себя полностью выпотрошить. Так что вопрос был более чем щекотливым, особенно если учесть открытое расположение Кадзэкаге к отдельным личностям из Конохи.
- Не надо было с тобой связываться, - морщится Баки под беззвучный смех Ибики. - Дурной пример детям подал, будто, кроме Конохи, любовников больше нигде найти нельзя.
В мешке - таблетки - экстракт болотного зеленца. Этой дрянью в Конохе кормят неразговорчивых подозреваемых, чтобы легко и безболезненно получить всю нужную информацию. Сочетание с алкоголем усиливает эффект и вызывает яркие галлюцинации. Видений ни Ибики, ни Баки не опасаются, проболтаться - тоже. Хотя вначале случались конфузы. Именно благодаря этим таблеткам, выяснилось, что Ибики еще в Академии провел неудачный психологический эксперимент над сенсеем и лишился девственности неприлично рано. Баки же рассказал о своей первой дружной команде, в которой все трое страстно любили друг друга. После той содержательной беседы было дружно решено избегать "рабочих" тем. Так, на всякий случай. Но эта договоренность не соблюдается до сих пор. Не получается.
Баки пытается нахмуриться и чувствует, с каким трудом удается сдвинуть брови, будто вручную раскалывает куски многовекового льда:
- Если ваш Нара обидит мою ученицу, мы его в песке похороним.
- Ага, а теперь я должен сказать что-то вроде: если ваш Канкуро обидит нашу Сакуру, мы его на медленном огне поджарим?
- Ну да, что-то вроде того, - пожимает плечами Баки.
- Брось, ребята взрослые, в случае чего сами разберутся.
- Ничего-то ты не понимаешь, - кивает Баки и видит, что "Пыль" с ним согласна - дымок от трубки сплетается в слово "придурок". - Я беспокоюсь. Волнуюсь. Переживаю даже. Потому что они мне, как родные, а я им - почти как отец.
- Без "как".
- Что?
- Говорю, многодетный ты папаша, - ржет Ибики.
Этот подкол появился после того, как Сандайме Кадзэкаге назначил Баки инструктором своих детей. И некого винить в том, что тот стал не только учителем, но и нянькой трем сорванцам. В то время, когда Баки знакомился со своим будущим источником мигреней, Ибики ждал его, опустошая запасы саке этой забегаловки, в общем-то, уже ни на что и не надеясь. Едва дождался.
- Почему они пятачками? - Баки тычет пальцем в таблетку, та морщится и сердито хрюкает.
- Что-то там с производством, не знаю, не вникал. У вас же тоже теперь такие есть?
- Есть, но не такие, - Баки мотает головой и продолжает гонять визжащую таблетку по столу.
- В чем разница? - бросает Ибики.
- У них нет пятачков. Они надвое поделены, представляешь? Как жопы. Ну кто в здравом уме будет глотать такое? И эффект, наверное, соответствующий.
- Принесешь? - ухмыляется Ибики.
- Мы же вроде бы решили не экспериментировать больше?
"Больше" - после того, как ничем непримечательные белые кругляки изменили шрамы Ибики под пальцами Баки, и они прерватились в трещины, из которых хлынула черная жижа. Что тогда увидел Ибики, Баки так и не узнал, но встречу им это подпортило, поэтому и пришлось остановиться на безобидных "пятачках".
- И все-таки в следующий раз захвати с собой, интересно.
- Хорошо, в следующий раз.
Следующий раз - это через год. Если повезет - полгода. Если совсем не повезет - гораздо раньше, но тогда они снова будут сражаться между собой, как и положено послушным сыновьям своих селений.
Баки посмотрел в темное окно, за которым шумел невидимый дождь, пересчитал время, понял, что они и так основательно заболтались, и решил, что пришло время для последнего вопроса:
- И все-таки, как ты получил такие шикарные шрамы от ожогов?..
Ибики хмыкнул, отобрал у Баки измученного "пятачка", запил его саке и замолчал, прислушиваясь к себе.
- Действие, - ухмыльнулся он, наконец.
И Баки думает, что они слишком хорошо изучили друг друга. У Ибики для него тоже есть вопросы, на которые он никогда не ответит.
- Хорошо, можешь не отвечать, - Ибики заметно расслабляется, уходя из-под контроля, и Баки даже немного жаль, что все уже закончилось: - Здесь или в комнате?
- Давай лучше в комнату.
Они, не сговариваясь, затушили тусклые фитили в масляных светильниках, пару из них Баки захватил с собой, Ибики сгреб таблетки в мешок, взял саке и чай - действовали они молча, как было отрепетировано уже немало раз.
...Когда-то давно у Ибики еще не было и половины нынешних шрамов, а Баки не был обременен семьей из чужих детей, и во времена кратких перемирий они пару раз ходили на совместные миссии. А еще дважды получали задание убить друг друга. И нельзя сказать, что они не старались, но каждый в глубине души до сих пор радовался, что провалил эти миссии.
Самая красивая отметина на теле Ибики - длинные полосы на спине в форме птичьей лапы. Самое болезненное ранение Баки - сломанные ребра и коленная чашечка, они всегда болят в непогоду. Это результаты их попыток выполнить приказы. Вот и сейчас "подарок" Ибики подает скрипучий голос, и Баки морщится и мнет несчастное колено, все равно тот его не видит - раздевается, стягивая форменный свитер вместе с защитной сеткой. Но Ибики, поворачиваясь, внезапно спрашивает:
- Болит?
- Ерунда, - отмахивается Баки, стараясь не показать, как его это задело. - Лучше иди сюда, - и хлопает рядом с собой по постели.
"Кстати, простыни свежие, надо не забыть сказать Ибики, чтобы бармена больше не рогал. Вон как для "гостей" старается", - размышляет Баки, устраиваясь под одеялом.
Ибики хмыкает, снимает оставшуюся одежду, стягивает с Баки одеяло и рассматривает. Это тоже часть ритуала их редких встреч.
- Сдается, ты похудел, - выдается заключение.
- Старею, - откликается Баки.
Ему немного неуютно под оценивающим взглядом, и сейчас он понимает, что Ибики догадывается об этом. "Садист и извращенец", - мысленно отвечает ему Баки, и тени от масляных светильников сокрушенно качаются, соглашаясь с ним.
- Да ну, - ухмыляется Ибики, усаживаясь вплотную, согревая теплым бедром, и по-хозяйски оглаживает от шеи до паха, словно собираясь выпотрошить его. Руки Ибики - сплошь в шрамах и наросшем мясе - мало что способны чувствовать, но Баки нравятся такие поглаживания, и он обнаруживает, что на каждое прикосновение "пятачки" в животе отзываются радостным похрюкиванием.
- Действие? - тихо напоминает Ибики.
Баки улыбается:
- Возьми в рот.
Ибики бормочет что-то насчет скудной фантазии стареющих подростков, но сжимает его член, наклоняется и забирает глубоко в рот. Баки резко выдыхает и кладет ему руку на голову, осторожно. Выбритый череп Ибики в лунных кратерах глубоких шрамов, а Баки совсем не хочет трахнуть шар для боулинга. Ибики жадно сосет, помогая себе рукой, и стоит у него будь здоров.
"Долго не продержусь", - понимает Баки и зовет, прорываясь сквозь барабанный шум дождя и мечущиеся по стенам тени:
- Ибики, - тот косится на него, впрочем, не прерывая своего занятия. - Ибики... я тоже...
- Шестьдесят девять? - отрывается Ибики, его губы блестят, и Баки может только кивнуть.
Ибики послушно вытягивается на постели, выпинывая ненужную подушку на пол, подтягивает Баки за бедра к себе, но не торопится продолжать - ему хочется увидеть, как любовник сделает ответный ход. Баки с силой проводит языком вдоль члена, Ибики зажмуривается и утыкается ему лицом в пах, обжигает горячим дыханием.
"Ибики - дракон", - Баки шипит, как от боли, и насаживается ртом на его член, толкая бедра навстречу Ибики. Они присасываются друг к другу, урчат, сопят и причмокивают, оставляя синяки на бедрах и ягодицах сильными пальцами, жадно заглатывают друг друга. Тени на бедре Ибики складываются в созвездие рыб. И Баки старается растянуть удовольствие, раскладывая ощущения: "Влажно, сладко, жарко и как же хор-рошо...".
Баки кончает первым, содрогаясь, мучительно стонет, изливается в жадный рот и замирает, восстанавливая дыхание. Ибики сглатывает, прижимается к его бедру губами и прикусывает кожу, напоминая о себе. Баки вздрагивает, сбрасывая бегущих по телу огненных мурашей, и заставляет Ибики кончить через пару минут. Во рту Баки - терпкая горечь, будто он нажевался полыни.
После они неторопливо вылизывают друг друга.
"Сытые хищники совершают ритуал омовения", - улыбается Баки, прислушиваясь к гудящим от пережитого напряжения телам. "Пятачки" в его желудке унялись и больше не хрюкают: - Растворились, наверное".
Утомленный Ибики свешивается с кровати, находит под ней подушку и устраивается рядом, смотрит, как взъерошенный Баки жадно глотает остывший чай.
- Как нога?
Баки смотрит на Ибики так, будто впервые его замечает:
- Отпустило. Держи, - и передает кружку.
- Неплохое лекарство, да? - улыбается Ибики.
- Да, надо будет повторить.
- Что, прямо сейчас?
- А почему нет? Не хочешь? - и Баки хватает его за член. Ибики от души врезает кружкой себе по зубам и давится. Баки смеется и тянется к его губам.
Он наизусть помнит все правила их игр, в том числе и постельных: можно прижаться к горячим губам, провести еще прохладным языком, прикусить тонкую кожу, но засунуть язык ему в рот не получится. Еще в самом начале их отношений Баки искренне недоумевал: член, значит, сосать можно, а язык нельзя, как так? Потом пришлось смириться, но факт оставался фактом: Ибики не любил целоваться взасос. И, пожалуй, это было единственным, что не устраивало Баки.
Член под рукой Баки напрягся, Ибики запыхтел, как кузнечные меха, обхватил в медвежьи объятия и повалил на спину. Баки засмеялся и потянул его на себя, но тот нетерпеливо освободился, схватил светильник.
"Масло, - догадался Баки. - Надо же, заботливый какой".
Но тут Ибики засунул в него скользские пальцы, Баки охнул, выгнулся, стараясь насадиться поглубже, не выдержал: - К демонам. Давай уже.
- Если завтра ходить не сможешь... - прохрипел Ибики, устраиваясь у него между ног, я не виноват, - и "дал".
Сквозь дрему Баки видит, как Ибики собирается, берет вещи и вторую лампу и уходит в другую комнату. Прислушивается к тяжелым шагам за стеной и с удивлением понимает, что, в общем-то готов к еще одному заходу.
"Как в молодости, - улыбается Баки и тут же себя поправляет: - Без "как". Ну теперь-то "Нэмури-сан" так легко не отделается".
Тусклый сиреневый рассвет окрашивает птичью лапу на спине Ибики в черный цвет.
Когда они заканчивают мять простыни во второй комнате и пьют горячий чай, возвращается бармен. Он наверняка надеялся, что гости уже покинули его, но вежливо расплывается в широкой отработанной улыбке.
Ибики уходит первым, щедро рассчитавшись с хозяином заведения. Еще одно условие - каждый платит за себя.
Баки еще долго видит в окно фигуру в темном плаще под свинцовым, набрякшим от влаги небом.
После допивает чай, оставляет деньги и выходит за дверь, не оглядываясь. И сразу же начинается дождь. Баки тихо сыпет проклятиями и, прихрамывая, возвращается домой. В Суну.
Ни тот, ни другой не замечают наблюдающих за ними АНБУ "Корня".